Поглядев на облака, разлетающиеся вокруг его головы нежнейшей россыпью, Хома решил, что в том, что он замерз, нет ничего удивительного, ведь он находится так высоко, и здесь, несомненно, должно быть холодно.

Вдруг колючий, неприятный ветер с силой ударил ему в лицо, и он почувствовал, как постепенно стынет его сердце. Желая спасти сердце, Хома одним быстрым движением вырвал его из груди и зажал в волосатой лапище. Несмотря на это, сердце становилось все холоднее, все тверже, превращаясь в камень изо льда, до тех пор пока не засветилось ровным, почему-то пугающим голубым светом.

В ужасе вскрикнув, парень открыл глаза. Стояла студеная ночь. Он лежал, спрятавшись от пронизывающего настырного ветра за бричкой, которая когда-то принадлежала ему, на земле между двух деревьев, накрывшись грубой холстиной, как всегда, в стороне от чумаков. Засыпая, бурсак был так изможден, что даже не подстелил ничего себе под голову, так что не было ничего удивительного в том, что он так сильно продрог. Конечно, всегда можно было заночевать возле чумачьего костра, но Хоме не нравилось засыпать рядом с этими людьми. Уходя подальше, он предпочел бы, чтобы его задрал случайно забредший в их лагерь дикий зверь, чем прирезал грязным кривым ножом один из этих разбойников.

Вот и сейчас Хома лежал между деревьями, в отдалении, укрывшись от возможных недружелюбных взглядов, ожидая, что, если кто-то из козаков все же решит к нему подобраться, он услышит и проснется.

Положив руку на живот, бурсак почувствовал, что его зипун почему-то распахнут, хотя он точно помнил, что застегивал его, перед тем как уснуть. Вглядевшись в темноту, Хома увидел, что возле него на корточках сидит атаман и перебирает страницы тетради характерника.

Дернувшись и выругавшись про себя, парень схватился за грудь: «Как же это?!»

– Ты слишком крепко спишь,– криво ухмыльнулся Братислав, задумчиво пытаясь что-то разобрать в записях в полумраке. Атаман был полностью одет, как всегда при оружии, глухо застегнут на все пуговицы, будто и не спал этой ночью.– Так можно и вовсе не проснуться, ты знаешь.

Вынув из-за пазухи мешочек с червонцами (который, Хома готов был поклясться, лежал в кармане его шаровар, когда он засыпал), атаман взвесил его на ладони и бросил бурсаку.

Уставившись на мешочек, парень непонимающе замотал головою: «Зачем Братислав отнял его и отдал обратно?»

Приглядевшись повнимательнее, Хома заметил, что атаман быстро дышал, словно запыхался, и был необычно оживлен. В траве неподалеку от них блестело густое пятно крови, из-под куста выглядывали чьи-то стоптанные сапоги.

– Это тебе не семинария,– вполголоса насмешливо промолвил Братислав и, отцепив от пояса Хомину саблю, поднялся и передал ее бурсаку.– Здесь нельзя беззаботно спать. Здесь нужно зарабатывать серебро и червонцы.– Губы атамана озарила кровожадная ухмылка, от задумчивости не осталось и следа.

Крепко сжимая рукоять сабли, заляпанной в чьей-то крови, Хома в ужасе оглядел ее. И тут до него дошло. Он понял, что, пока спал, кто-то пытался его обокрасть и, возможно, даже убить. Только этому кому-то вдруг помешал Братислав.

Не зная, что ответить, бурсак взволнованно поглядел на тетрадь в руках атамана.

– Любопытная вещица,– поймав его взгляд, Братислав захлопнул пухлую тетрадь и убрал за пазуху.– Я бы с радостью оставил ее себе насовсем, но не могу, ты спас мне жизнь,– равнодушно поглядев на куст, атаман прибавил: – Только знай: я тебе больше ничего не должен. С этой минуты ты сам.

Бурсак понимающе кивнул, и атаман поднялся с земли, легко зашагав в предрассветных сумерках. – Да.– Неожиданно Братислав обернулся.– С завтрашнего дня ты свободен.

При этих словах Хома чуть было не запрыгал от счастья, но сдержанно ответил:

– Спасибо.

– Жаль с тобой расставаться,– грустно улыбнувшись, прибавил атаман.– Везучий ты. Мне такие очень нужны в отряде. Ты точно хочешь уйти? – в его голосе послышалась слабая надежда.

Не раздумывая парень кивнул.

– Ну, как знаешь,– прибавил Братислав.– Только до северного шляха советую тебе идти вместе с нами. До него по местности пролегает много чумацких троп, сам понимаешь…– многозначительно прибавил он. – Дальше путь свободен. Это всего сутки пути, а твоя тетрадь пусть пока побудет у меня,– атаман похлопал по кольчуге.– Так сохраннее.

Подумав, бурсак снова кивнул, опасаясь разгневать атамана и заставить его передумать. И, поднявшись, поспешно перелег на новое место, подальше от трупа.

Братислав ушел. До самого утра Хома так и не сомкнул глаз, бесконечно ворочаясь и вздыхая. Ему никак не удавалось нагреть под собою промерзшую почву. А еще он тревожился о том, что же скажут чумаки, когда обнаружат одного из своих товарищей мертвым.

Наутро, когда выяснилось, что пропал один из чумаков, и его застывший за ночь труп, разумеется, вскоре нашли неподалеку от того места, где накануне засыпал Хома, разгорелась жуткая брань. Мгновенно усмирив всех обещанием, что каждый, кто не заткнется, окажется рядом с трупом, Братислав позволил чумакам наспех похоронить своего, и они, кидая на Хому злобные угрожающие взгляды, двинулись в путь.

Поначалу отряд скакал молча. С трудом поспевая на своей серой кобыле за черным жеребцом атамана, бурсак по-прежнему на всякий случай держался возле него. Постепенно приноровившись сидеть в седле подолгу, Хома, несмотря ни на что, чувствовал себя странно счастливым, мечтая, как наконец расстанется с чумаками и вернется в гимназию. Он отлично понимал, что Братислав намеренно не вернул ему тетрадь, зная, что она ему нужна. Это была еще одна попытка атамана удержать его. Тем не менее, преисполненный надежд на скорое освобождение, Хома даже перестал испуганно озираться на чумаков и ловить их недобрые взоры.

«Ежели они не убили меня сегодня утром, то теперь навряд ли убьют»,– размышлял парень. Братислав угрюмо скакал вперед, уставившись на пыльный шлях перед собою в поисках каких-то ориентиров на местности, известных только ему. Примерно на полпути, подъезжая к тому месту, где Хоме разрешено было покинуть отряд, атаман неожиданно для всех, не сказав ни слова, свернул со шляха на заросшую тропу.

Чумаки направили лошадей за ним. Но догнать его было не так-то просто: оставив тропу, черный жеребец атамана с легкостью скакал по холмистой местности, преодолевая кусты и овраги, и несся так быстро, что остальные лошади едва поспевали за ним, не говоря уже об обозе, который и вовсе почти не двигался с места.

Хома на своей неуклюжей серой кобыле безнадежно отстал. Подгоняя лошадей, Язва и Демьян все же настигли атамана и, замахав руками, чтобы он сбавил скорость, потребовали объяснений. Сердито поджав губы, Братислав лишь коротко стрельнул в них черными глазами и что-то прорычал. Ветер донес до Хомы обрывки фраз: «…если… не доверяете… можете немедленно убираться прочь…»

Чумаки упрямо вскинули подбородки, став еще мрачнее, но с этого момента молча следовали за атаманом.

К счастью, холмистая местность вскоре закончилась, и отряд выехал к большому селу. Отослав двоих чумаков за отставшим обозом, Братислав решил отправиться на разведку.